Да! Много раз.
Яндекс:Намедни: Наша эра, 1961–1970
Случайно услышанный сюжет в новостях - и я знаю,что подарить папе на прошедший День рождения.
"Своя" передача была... с нее моё знакомство с Масяней началось)))) Да и Парфенов приятно удивлял.
Итак:
![](http://static.diary.ru/userdir/7/2/5/3/725329/thumb/34503487.jpg)
Магазин "Москва" - 870 руб.
Магазин "Республика" - 900 руб.
Заказы на ozon - 753 руб.
У нас,наверное,только через полмесяца... подешевеет даже.
Что это?
"Пара" слов о проекте:
Леонид Парфенов с книжной версией программы «Намедни» Vogue хорошо бы прочитать дальше
«Нет, не обязательно, главное для нас, чтобы было видно Гену и Чебурашку», — доносится из-за спины. И мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это: голос, словно бы иронизирующий над собственной многозначительностью, характерные паузы и нажимы — «парфеновская интонация» узнается моментально, не хуже, к примеру, чем ренаталитвиновская.
«Вёоуг?» — ему почему-то кажется, что слово Vogue лучше произносить с акцентом Эдиты Пьехи. «Куда пойдем?» Теоретически человека, продавшего своим соотечественникам ностальгию по стране, которую они недолюбливали, надо звать куда-нибудь, где под «Лаванду» официантки в наколках приносят «судака по-польски». «Да ну что вы, идемте просто куда-нибудь».
Первым попавшимся местом оказывает¬ся кофейня «Ла-чего-то там». «А помните, Шкловский называл цветное кино «взбесившийся ландрин»?» Я в замешательстве. Какое кино? При чем здесь Шкловский? Кто взбесившийся? «Ландрин, — показы¬вает на вывеску Парфенов, — так раньше называли монпансье, леденцы; у Гиляров¬ского есть про это сюжет в «Москве и мо¬сквичах». Дурацкое слово, которое я автоматически перевел в разряд бессмыслицы, удивительным образом обросло смыслом и историей: коронный парфеновский трюк, продемонстрированный мне вживую.
«Ну что? Прочли мои sovietlife'bi? Чего не хватает?» Странный вопрос — разве историки когда-нибудь спрашивают нас, чего у них не хватает? Они знают все сами и, когда берутся сочинять свою версию событий, говорят: прошлое — чужая страна, все, что вы знаете о прошлом, — ложь, я расскажу вам, как было на самом деле.
Парфенов поступил наоборот. Вопрос, можно ли назвать его «Намедни» народной историей, остается открытым, но перед тем, как сочинить книгу, Парфенов завел специальный блог и стал советоваться с народом: а давайте-ка все вместе вспомним, как оно было. Да, наверняка там чего-то не хватает, но точно нет ничего лишнего, потому что узнаваемо — все. Каждый год на манер мозаики составлен из «феноменов» или, в телевизионной терминологии, «сюжетов».
Молоко в треугольных пакетах, Братская ГЭС, мода на просмотр диафильмов, Солженицын в «Новом мире», Успенский придумал Чебурашку, запустили луноход, первые мини-юбки. История в изложении Парфенова выглядит чрезвычайно friendly. Прошлое — хорошо знакомая страна, куда нельзя попасть насовсем, но можно съездить туристом и убедиться: ничего не пропало, вещи не поменяли владельцев, о них заботятся, и цена их даже растет — потому что годы облагораживают. Точно, диафильмы в коробочках и проектор, да, перегревался все время, больше трех лент подряд не по¬смотришь, и молоко в треугольных пакетах вечно текло. «Зато 16 копеек стоило, а вот я сейчас был в Вологодской области...» — тут Парфенов углубляется в сравнительный анализ динамики цен на молочные продукты в городе Череповце и на Лазурном Берегу за последние тридцать лет. Видно, что с обоими местами он знаком основательно и про подорожание может говорить битый час, не хуже бабки на скамейке. Ему все интересно — и это тоже.
Книга, которая выходит сейчас, — первый том из запланированных четырех. В каждый зашито по десятилетию. Внутри — развороты, имитирующие советские газеты с крупными заголовками: «Ушастый» сменит «горбатого», «Косыгинские реформы», «Сука Стрелка родила».
Однако ж, если ничего нового нет, что такого особенного в парфеновских «сюжетах»? Важно, как написано — с интонацией, смешно, красиво, иной раз как чуть ли не стихотворение в прозе. Но главное — точно, всегда в яблочко. Бог — в деталях.
Неаккуратность Парфенова раздражает. «Неточно» — главная его претензия к чужим хроникам, претендующим на адекватное воспроизведение времени. «Generation «П» Пелевина, знаете, почему ему не нравится? В телевизоре вообще все не так, говорит он, но особенно — мелочи, детали: у Пеле¬вина, например, упоминается бижутерия Армани — «хотя всем известно, что Джорджо Армани бижутерию не делает».
Так это что, телевизионные фильмы, переведенные на бумагу? По сути — да, но по исполнению — ни в коем случае. «Ах, хвост торчит?! Ну на «Союзмультфильм» позвоните, у них должны быть фотографии без хвоста! — опять в телефон. — Ничего сами сделать не могут!»
Верстальщики доделывают макет книги «Намедни», автор, очевидный перфекционист, нервничает. «Сюжетов» стало гораздо больше, тексты написаны заново, за каждой иллюстрацией чуть ли не месяцами охотились. Он еще в 1990-х, во времена телевизионного «Намедни», хотел сделать такую книгу — но затея стоила слишком до¬рого. И когда издатель Сергей Пархоменко предложил ему проект, он сразу спросил — а готов ли тот потратить дикие тыщи: верстать каждую полосу как отдельную газету, искать репортажные кадры, покупать фотографии в Associated Press и Paris Match...
Пархоменко, узнав приблизительный бюджет проекта, тут же скис. Однако через некоторое время снова предложил позавтракать в «Мосте» с владельцем издательства Александром Мамутом. И вот когда Парфенов услышал название The Most, он понял, что есть шанс — бюджет завтрака по крайней мере сопоставим с ценой хорошей фотографии. Тут Парфенов улыбается, но улыбка быстро стирается: некогда. Его время меряется звонками по телефону, который вибрирует раз в пять минут: шофер, корреспондент Колесников, писатель Иванов, из издательства, брат — Леонид? Леонид? Леонид? «А вы знаете, например, что имя «Леонид» было страшной экзотикой еще в 1960-е?» Нет, не знаю: в 1970-е Леонидов было уже завались, в честь Брежнева. «Да что вы, у меня мама — учительница истории, назвала меня в честь спартанского царя».
Странная особенность Парфенова: он все время кого-то изображает. Первую миниатюру Парфенов разыграл прямо на улице, демонстрируя манеры фотографа-американца. Оказалось, это была только увертюра — за пару часов он перевоплотился еще человек в пятнадцать, среди которых фигурировали профессор Лотман, сатирик Райкин, артист Табаков, генсек Брежнев, актриса Раневская, президент Ельцин, и это далеко не пол¬ный перечень. Иногда это всего несколько слов, но иногда он принимается разыгрывать целую сценку: привстает, здоровается с рукавом собственной куртки, висящей на стуле, имитирует мимику — артист.
Но сказать, что этот самый артист в нем пропадает, тоже нельзя. По каналу «2Х2» показывают озвученный им мультсериал Monkey Dust. Беллетрист Акунин, услышав, как Парфенов говорит по-немецки, собирается снять его в своей «Смерти на брудершафт» в роли германского шпиона Зеппа. А еще он играет в театре «Современник» — во всяком случае, утверждает, что между 7 и 10 вечера ему лучше не звонить: «Я на сцене». И ладно бы только между 7 и 10; общаясь с ним, испытываешь ощущение, что попал не то на мюзикл, не то в оперу: он примерно 90 процентов времени что-то поет. Бернеса, Высоцкого, Зыкину, Окуджаву, Кристаллинскую, Пьеху, целыми куплета¬ми. Если бы ему дали изображать музыкальный автомат, он бы точно не сплоховал.
И если цветное кино показалось Шкловскому похожим на взбесившееся монпансье, то почему бы тогда истории не выглядеть как сошедший с ума музыкальный автомат?
По материалам журнала Vogue
Парфенов возродил «Намедни» из Комсомольской правды
www.kp.ru/daily/24194/400635/
Правда, теперь это будет красочный альбом в четырех томах [видео]
Максим ЧИЖИКОВ — 08.11.2008
Хотя Леонида Парфенова уже давно не видно в кадре, он весь в работе. Снимает фильм по заказу Первого канала к 200-летию Гоголя, одновременно работает вместе с писателем Алексеем Ивановым над документальным сериалом «Хребет России». А на днях выпускает первый из четырех томов книги, основанной на его легендарной передаче, - «Намедни. Наша эра» - про десятилетие 1961 - 1970 гг.
читать дальше
- Леонид Геннадьевич, почему из всех ваших телепроектов именно «Намедни» стали книгой?
- Потому что выяснилось, что Советский Союз никуда не ушел. Сохранился как матрица общественной, социальной, культурной, политической жизни. И захотелось снова посмотреть на эту цивилизацию, которая описывалась в телепроекте как уходящая, а теперь живет снова.
- Тогда почему в виде альбома? Что, историю страны лучше рассматривать в картинках?
- Это не история. Здесь важна не поступательность событий, а стереотипы, составляющие национальный опыт. Например, с советского времени в нашем восприятии мира обязательно есть роль страны - «марионетки США», еще более гадкой, чем сама Америка, которая тоже осталась главным соперником. Южный Вьетнам, потом Израиль. Вот в 67-м году карикатура на министра обороны Израиля Моше Даяна - и звезда Давида, и фашистский крест. И имя, в общем, Миша.
- Вы думаете, это все еще интересно?
- Я больше всего трудился для того, чтобы это сделать интересным, понятным и актуальным. Чтобы это не выглядело рассказом о делах давно минувших дней. Пытаюсь, например, объяснить значимость новых выходных, которые ввели при Брежневе: 9 Мая сделали выходным, 8 Марта, добавили один день к Новому году. И ведь только эти праздники массой населения до сих пор понимаются как свои.
- Зрители смотрели «Намедни» с большой ностальгией. Вспоминали, как замечательно было тогда.
- Кто-то так, а кто-то, особенно молодежь говорила: «Ну надо же, как смешно». Ее привлекали компьютерные штучки в программе.
- Книга рассчитана тоже на молодежь или все же на более старшее поколение?
- Я бы хотел, чтобы на разных людей. Вот в один год, 1970-й, и присуждена Нобелевская премия Солженицыну, и СССР обогнал США по количеству выпускаемой обуви на душу населения. А надеть нечего. И любой мало-мальски уважающий себя человек пытается купить хотя бы чехословацкую обувь. Что здесь более антисоветское: знаменитый писатель, уже исключенный отовсюду, или неспособность плановой экономики обуть людей? Для меня ключевой вопрос: это интересно? Это не деловая пресса, которую берут оттого, что важно и надо посмотреть там котировки акций. Здесь должно быть просто интересно - и тон написания, и оформление, и вот эта подача жизни с визуальными образами тоже.
Леонид Парфенов с удовольствием копается не только на посадке черешневого сада, но и в нашем прошлом.
Фото: ИТАР-ТАСС
- У человека сейчас особо времени читать нет. Он картинки посмотрит, а в текст особо вникать не будет...
- Это не та книжка, которую нужно читать от начала до конца подряд. Что-то можно пролистать, потом вдруг зацепиться за картинку глазом и начать читать. А где-то приколет какая-то старая карикатура, например, антирелигиозная на Богородицу: «Я ее целовал, уходя на работу». Это была последняя такая вспышка борьбы с церковью - 62 - 63-й годы, когда Хрущев обещал показать через 10 лет последнего попа. У меня получилось примерно 270 новелл, на которые приходится порядка 500 фотографий. Значительная часть которых западные, потому что советская официальная кинохроника просто скучна.
Много еще и фотографий, которые нам присылали люди из своих архивов. Потому что где вы возьмете, как в какой-нибудь там конторе справляют 8 Марта на рабочем месте? Или появление автоматов с газированной водой. Их было 10 тысяч только в Москве. И один человек прислал чудесную фотографию, как мальчишка пытается вытащить застрявшую монетку.
- Вы сейчас ощущаете интерес народа к истории?
- В принципе люди у нас мало чем интересуются. Если их убедить, что это интересно, если их в это втягивать, то в принципе аудитория благодарная.
- Тогда чем объясните, что сейчас вышел фильм «Адмиралъ», который собрал большую кассу. Вот и Круглый стол, который мы проводили в «Комсомолке», вызвал массу откликов: кто-то за красных, кто-то за белых...
- Посмотрите, какая раскрутка. Люди втянулись, расшевелились и начали обсуждать, спорить. А так, поверьте, общество такими вопросами не задается и не мучается: за белых оно или за красных? Потому что если бы оно так сопереживало Колчаку, то, может быть, сносило тогда памятники Ленину. Но ни один же монумент Ильичу в 2000-х не был снесен с пьедестала.
- Зато теперь рядом ставятся памятники Колчаку, доску памятную в центре Москвы на днях открыли. (Правда, в четверг неизвестные ее раскололи. - Ред.)
Парфенов возродил «Намедни»
- Но пора бы уже и определиться: а то и от Ленина с большевиками не можем отказаться, и твердо сказать, что только Колчак и Деникин - наши герои, тоже не можем. Или это нормально? Сейчас мы сходили посмотрели фильм «Адмиралъ». И прониклись уважением к Белому движению. А потом посмотрели фильм «Галина» или «Брежнев» и подумали: хорошо же жили, да и люди вроде тоже неплохие. Но гармонизировать все это вместе не получится.
- А вы не хотите вслед за этим проектом за российскую историю взяться?
- У меня был 16-серийный фильм «Российская империя», но это история, которая к сегодняшней, постсоветской, России слабо относится. У «Намедни», повторюсь, все-таки задача показать совокупность феноменов, которые формировали ту советскую цивилизацию, из которой явно произошла нынешняя. Показать, с чего все начиналось. Вот так мы продавали углеводороды, вот так мы грозили загранице, а так вот мы гордились нашими сборными, а так вот мы относились к своей истории. Все это так или иначе проявляется сегодня.
Личный видеокомментарий автора =)
www.youtube.com/watch?v=5By50q-EHzk
П.С.:Правда жаль,что тоненькая такая.
Случайно услышанный сюжет в новостях - и я знаю,что подарить папе на прошедший День рождения.
"Своя" передача была... с нее моё знакомство с Масяней началось)))) Да и Парфенов приятно удивлял.
Итак:
![](http://static.diary.ru/userdir/7/2/5/3/725329/thumb/34503487.jpg)
Магазин "Москва" - 870 руб.
Магазин "Республика" - 900 руб.
Заказы на ozon - 753 руб.
У нас,наверное,только через полмесяца... подешевеет даже.
Что это?
"Пара" слов о проекте:
Леонид Парфенов с книжной версией программы «Намедни» Vogue хорошо бы прочитать дальше
«Нет, не обязательно, главное для нас, чтобы было видно Гену и Чебурашку», — доносится из-за спины. И мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это: голос, словно бы иронизирующий над собственной многозначительностью, характерные паузы и нажимы — «парфеновская интонация» узнается моментально, не хуже, к примеру, чем ренаталитвиновская.
«Вёоуг?» — ему почему-то кажется, что слово Vogue лучше произносить с акцентом Эдиты Пьехи. «Куда пойдем?» Теоретически человека, продавшего своим соотечественникам ностальгию по стране, которую они недолюбливали, надо звать куда-нибудь, где под «Лаванду» официантки в наколках приносят «судака по-польски». «Да ну что вы, идемте просто куда-нибудь».
Первым попавшимся местом оказывает¬ся кофейня «Ла-чего-то там». «А помните, Шкловский называл цветное кино «взбесившийся ландрин»?» Я в замешательстве. Какое кино? При чем здесь Шкловский? Кто взбесившийся? «Ландрин, — показы¬вает на вывеску Парфенов, — так раньше называли монпансье, леденцы; у Гиляров¬ского есть про это сюжет в «Москве и мо¬сквичах». Дурацкое слово, которое я автоматически перевел в разряд бессмыслицы, удивительным образом обросло смыслом и историей: коронный парфеновский трюк, продемонстрированный мне вживую.
«Ну что? Прочли мои sovietlife'bi? Чего не хватает?» Странный вопрос — разве историки когда-нибудь спрашивают нас, чего у них не хватает? Они знают все сами и, когда берутся сочинять свою версию событий, говорят: прошлое — чужая страна, все, что вы знаете о прошлом, — ложь, я расскажу вам, как было на самом деле.
Парфенов поступил наоборот. Вопрос, можно ли назвать его «Намедни» народной историей, остается открытым, но перед тем, как сочинить книгу, Парфенов завел специальный блог и стал советоваться с народом: а давайте-ка все вместе вспомним, как оно было. Да, наверняка там чего-то не хватает, но точно нет ничего лишнего, потому что узнаваемо — все. Каждый год на манер мозаики составлен из «феноменов» или, в телевизионной терминологии, «сюжетов».
Молоко в треугольных пакетах, Братская ГЭС, мода на просмотр диафильмов, Солженицын в «Новом мире», Успенский придумал Чебурашку, запустили луноход, первые мини-юбки. История в изложении Парфенова выглядит чрезвычайно friendly. Прошлое — хорошо знакомая страна, куда нельзя попасть насовсем, но можно съездить туристом и убедиться: ничего не пропало, вещи не поменяли владельцев, о них заботятся, и цена их даже растет — потому что годы облагораживают. Точно, диафильмы в коробочках и проектор, да, перегревался все время, больше трех лент подряд не по¬смотришь, и молоко в треугольных пакетах вечно текло. «Зато 16 копеек стоило, а вот я сейчас был в Вологодской области...» — тут Парфенов углубляется в сравнительный анализ динамики цен на молочные продукты в городе Череповце и на Лазурном Берегу за последние тридцать лет. Видно, что с обоими местами он знаком основательно и про подорожание может говорить битый час, не хуже бабки на скамейке. Ему все интересно — и это тоже.
Книга, которая выходит сейчас, — первый том из запланированных четырех. В каждый зашито по десятилетию. Внутри — развороты, имитирующие советские газеты с крупными заголовками: «Ушастый» сменит «горбатого», «Косыгинские реформы», «Сука Стрелка родила».
Однако ж, если ничего нового нет, что такого особенного в парфеновских «сюжетах»? Важно, как написано — с интонацией, смешно, красиво, иной раз как чуть ли не стихотворение в прозе. Но главное — точно, всегда в яблочко. Бог — в деталях.
Неаккуратность Парфенова раздражает. «Неточно» — главная его претензия к чужим хроникам, претендующим на адекватное воспроизведение времени. «Generation «П» Пелевина, знаете, почему ему не нравится? В телевизоре вообще все не так, говорит он, но особенно — мелочи, детали: у Пеле¬вина, например, упоминается бижутерия Армани — «хотя всем известно, что Джорджо Армани бижутерию не делает».
Так это что, телевизионные фильмы, переведенные на бумагу? По сути — да, но по исполнению — ни в коем случае. «Ах, хвост торчит?! Ну на «Союзмультфильм» позвоните, у них должны быть фотографии без хвоста! — опять в телефон. — Ничего сами сделать не могут!»
Верстальщики доделывают макет книги «Намедни», автор, очевидный перфекционист, нервничает. «Сюжетов» стало гораздо больше, тексты написаны заново, за каждой иллюстрацией чуть ли не месяцами охотились. Он еще в 1990-х, во времена телевизионного «Намедни», хотел сделать такую книгу — но затея стоила слишком до¬рого. И когда издатель Сергей Пархоменко предложил ему проект, он сразу спросил — а готов ли тот потратить дикие тыщи: верстать каждую полосу как отдельную газету, искать репортажные кадры, покупать фотографии в Associated Press и Paris Match...
Пархоменко, узнав приблизительный бюджет проекта, тут же скис. Однако через некоторое время снова предложил позавтракать в «Мосте» с владельцем издательства Александром Мамутом. И вот когда Парфенов услышал название The Most, он понял, что есть шанс — бюджет завтрака по крайней мере сопоставим с ценой хорошей фотографии. Тут Парфенов улыбается, но улыбка быстро стирается: некогда. Его время меряется звонками по телефону, который вибрирует раз в пять минут: шофер, корреспондент Колесников, писатель Иванов, из издательства, брат — Леонид? Леонид? Леонид? «А вы знаете, например, что имя «Леонид» было страшной экзотикой еще в 1960-е?» Нет, не знаю: в 1970-е Леонидов было уже завались, в честь Брежнева. «Да что вы, у меня мама — учительница истории, назвала меня в честь спартанского царя».
Странная особенность Парфенова: он все время кого-то изображает. Первую миниатюру Парфенов разыграл прямо на улице, демонстрируя манеры фотографа-американца. Оказалось, это была только увертюра — за пару часов он перевоплотился еще человек в пятнадцать, среди которых фигурировали профессор Лотман, сатирик Райкин, артист Табаков, генсек Брежнев, актриса Раневская, президент Ельцин, и это далеко не пол¬ный перечень. Иногда это всего несколько слов, но иногда он принимается разыгрывать целую сценку: привстает, здоровается с рукавом собственной куртки, висящей на стуле, имитирует мимику — артист.
Но сказать, что этот самый артист в нем пропадает, тоже нельзя. По каналу «2Х2» показывают озвученный им мультсериал Monkey Dust. Беллетрист Акунин, услышав, как Парфенов говорит по-немецки, собирается снять его в своей «Смерти на брудершафт» в роли германского шпиона Зеппа. А еще он играет в театре «Современник» — во всяком случае, утверждает, что между 7 и 10 вечера ему лучше не звонить: «Я на сцене». И ладно бы только между 7 и 10; общаясь с ним, испытываешь ощущение, что попал не то на мюзикл, не то в оперу: он примерно 90 процентов времени что-то поет. Бернеса, Высоцкого, Зыкину, Окуджаву, Кристаллинскую, Пьеху, целыми куплета¬ми. Если бы ему дали изображать музыкальный автомат, он бы точно не сплоховал.
И если цветное кино показалось Шкловскому похожим на взбесившееся монпансье, то почему бы тогда истории не выглядеть как сошедший с ума музыкальный автомат?
По материалам журнала Vogue
Парфенов возродил «Намедни» из Комсомольской правды
www.kp.ru/daily/24194/400635/
Правда, теперь это будет красочный альбом в четырех томах [видео]
Максим ЧИЖИКОВ — 08.11.2008
Хотя Леонида Парфенова уже давно не видно в кадре, он весь в работе. Снимает фильм по заказу Первого канала к 200-летию Гоголя, одновременно работает вместе с писателем Алексеем Ивановым над документальным сериалом «Хребет России». А на днях выпускает первый из четырех томов книги, основанной на его легендарной передаче, - «Намедни. Наша эра» - про десятилетие 1961 - 1970 гг.
читать дальше
- Леонид Геннадьевич, почему из всех ваших телепроектов именно «Намедни» стали книгой?
- Потому что выяснилось, что Советский Союз никуда не ушел. Сохранился как матрица общественной, социальной, культурной, политической жизни. И захотелось снова посмотреть на эту цивилизацию, которая описывалась в телепроекте как уходящая, а теперь живет снова.
- Тогда почему в виде альбома? Что, историю страны лучше рассматривать в картинках?
- Это не история. Здесь важна не поступательность событий, а стереотипы, составляющие национальный опыт. Например, с советского времени в нашем восприятии мира обязательно есть роль страны - «марионетки США», еще более гадкой, чем сама Америка, которая тоже осталась главным соперником. Южный Вьетнам, потом Израиль. Вот в 67-м году карикатура на министра обороны Израиля Моше Даяна - и звезда Давида, и фашистский крест. И имя, в общем, Миша.
- Вы думаете, это все еще интересно?
- Я больше всего трудился для того, чтобы это сделать интересным, понятным и актуальным. Чтобы это не выглядело рассказом о делах давно минувших дней. Пытаюсь, например, объяснить значимость новых выходных, которые ввели при Брежневе: 9 Мая сделали выходным, 8 Марта, добавили один день к Новому году. И ведь только эти праздники массой населения до сих пор понимаются как свои.
- Зрители смотрели «Намедни» с большой ностальгией. Вспоминали, как замечательно было тогда.
- Кто-то так, а кто-то, особенно молодежь говорила: «Ну надо же, как смешно». Ее привлекали компьютерные штучки в программе.
- Книга рассчитана тоже на молодежь или все же на более старшее поколение?
- Я бы хотел, чтобы на разных людей. Вот в один год, 1970-й, и присуждена Нобелевская премия Солженицыну, и СССР обогнал США по количеству выпускаемой обуви на душу населения. А надеть нечего. И любой мало-мальски уважающий себя человек пытается купить хотя бы чехословацкую обувь. Что здесь более антисоветское: знаменитый писатель, уже исключенный отовсюду, или неспособность плановой экономики обуть людей? Для меня ключевой вопрос: это интересно? Это не деловая пресса, которую берут оттого, что важно и надо посмотреть там котировки акций. Здесь должно быть просто интересно - и тон написания, и оформление, и вот эта подача жизни с визуальными образами тоже.
Леонид Парфенов с удовольствием копается не только на посадке черешневого сада, но и в нашем прошлом.
Фото: ИТАР-ТАСС
- У человека сейчас особо времени читать нет. Он картинки посмотрит, а в текст особо вникать не будет...
- Это не та книжка, которую нужно читать от начала до конца подряд. Что-то можно пролистать, потом вдруг зацепиться за картинку глазом и начать читать. А где-то приколет какая-то старая карикатура, например, антирелигиозная на Богородицу: «Я ее целовал, уходя на работу». Это была последняя такая вспышка борьбы с церковью - 62 - 63-й годы, когда Хрущев обещал показать через 10 лет последнего попа. У меня получилось примерно 270 новелл, на которые приходится порядка 500 фотографий. Значительная часть которых западные, потому что советская официальная кинохроника просто скучна.
Много еще и фотографий, которые нам присылали люди из своих архивов. Потому что где вы возьмете, как в какой-нибудь там конторе справляют 8 Марта на рабочем месте? Или появление автоматов с газированной водой. Их было 10 тысяч только в Москве. И один человек прислал чудесную фотографию, как мальчишка пытается вытащить застрявшую монетку.
- Вы сейчас ощущаете интерес народа к истории?
- В принципе люди у нас мало чем интересуются. Если их убедить, что это интересно, если их в это втягивать, то в принципе аудитория благодарная.
- Тогда чем объясните, что сейчас вышел фильм «Адмиралъ», который собрал большую кассу. Вот и Круглый стол, который мы проводили в «Комсомолке», вызвал массу откликов: кто-то за красных, кто-то за белых...
- Посмотрите, какая раскрутка. Люди втянулись, расшевелились и начали обсуждать, спорить. А так, поверьте, общество такими вопросами не задается и не мучается: за белых оно или за красных? Потому что если бы оно так сопереживало Колчаку, то, может быть, сносило тогда памятники Ленину. Но ни один же монумент Ильичу в 2000-х не был снесен с пьедестала.
- Зато теперь рядом ставятся памятники Колчаку, доску памятную в центре Москвы на днях открыли. (Правда, в четверг неизвестные ее раскололи. - Ред.)
Парфенов возродил «Намедни»
- Но пора бы уже и определиться: а то и от Ленина с большевиками не можем отказаться, и твердо сказать, что только Колчак и Деникин - наши герои, тоже не можем. Или это нормально? Сейчас мы сходили посмотрели фильм «Адмиралъ». И прониклись уважением к Белому движению. А потом посмотрели фильм «Галина» или «Брежнев» и подумали: хорошо же жили, да и люди вроде тоже неплохие. Но гармонизировать все это вместе не получится.
- А вы не хотите вслед за этим проектом за российскую историю взяться?
- У меня был 16-серийный фильм «Российская империя», но это история, которая к сегодняшней, постсоветской, России слабо относится. У «Намедни», повторюсь, все-таки задача показать совокупность феноменов, которые формировали ту советскую цивилизацию, из которой явно произошла нынешняя. Показать, с чего все начиналось. Вот так мы продавали углеводороды, вот так мы грозили загранице, а так вот мы гордились нашими сборными, а так вот мы относились к своей истории. Все это так или иначе проявляется сегодня.
Личный видеокомментарий автора =)
www.youtube.com/watch?v=5By50q-EHzk
П.С.:Правда жаль,что тоненькая такая.
@настроение: Этехника.не забывай,меня!)